Увидеть лицо - Страница 56

Критично нахмурившись, Марина провела ладонью по своему плоскому животу, потом, извернувшись, попыталась заглянуть себе за спину. Ванная комната, конечно, была идеальной — именно такой, как должна быть, но здесь не хватало большого зеркала — прямо над самой ванной, чтобы можно было себя осмотреть с ног до головы. Во-первых, это было необходимо, чтобы увидеть малейшие дефекты — раньше, чем они превратятся во что-то серьезное и гораздо более заметное, а во-вторых… это было просто приятно. Она не считала подобное признаком нарциссизма — ничего ужасного в том, чтобы любоваться собой, нет — так делает большинство женщин. Вот если тебе не нравится смотреть на себя в зеркало, это уже плохой признак. В особенности, если смотреть не на что.

Только сейчас Марина вдруг осознала, насколько же раздражают ее остальные попутчицы. Конечно, ни одна из них ей и в подметки не годилась, но все же они были хороши. Каждая была посвоему привлекательна и совершенно не похожа на других, будь то рыжеволосая и зеленоглазая Алина, живая и яркая, Ольга с ее точеным профилем, строгой прической и той холодностью, которую можно было бы счесть аристократической, держи она рот закрытым, экзотическая Кристина, несмотря на всю вульгарность своего облика, выглядевшая весьма аппетитно, и Света — ладная, подтянутая и просто хорошенькая, без изысков. Последняя была единственной, к кому Марина испытывала некоторую симпатию — наивная, явно закомплексованная, несмотря на внешнюю привлекательность, и нуждающаяся в помощи. Кроме того, она с простодушной искренностью восхищалась Мариной, и той не могло это не льстить.

Выключив воду, Марина подтянула к себе полотенце, вытерлась — очень аккуратно, чтобы, не дай бог, не раздражать кожу. Небрежно бросила мокрое полотенце в угол, взяла другое и завязала на голове тюрбаном, спрятав под ним влажные волосы. Перешагнула через бортик ванны и осторожно спустилась по мокрым ступенькам. Надела халат, потом подошла к зеркалу и недовольно поморщилась, не увидев за плотной дымкой своего отражения. Она протянула к зеркалу руку, но потом убрала — ей не хотелось дотрагиваться до мокрого и холодного стекла. Оглянувшись, Марина подобрала брошенное полотенце и вернулась к зеркалу. Ее рука прижала махровую ткань к запотевшей поверхности и повела в сторону, прорисовывая в дымке блестящую полосу, и из этой полосы на нее пристально глянули чужие водянисто-голубые глаза, тусклые и воспаленные, обрамленные редкими ресницами и окруженные сеточкой морщин — глянули и их тут же проглотила вновь расползшаяся дымка.

Взвизгнув, Марина отскочила назад, ее всполошенно взметнувшаяся рука смела со столика флакончики и бутылочки, и они с веселым звоном посыпались на пол и раскатились во все стороны. Поскользнувшись, она упала на бок, снова взвизгнув, на этот раз от боли в ушибленном бедре и затихла на гладком полу, тупо глядя, как в нескольких сантиметрах от ее лица вращается соскочившая с какого-то флакона розовая пластмассовая крышечка. Та крутилась все медленнее и медленнее, пока не остановилась совсем.

Застонав, Марина приподнялась, потом села, прижимая ладонь к ноющему бедру. Полотенце свалилось с ее головы, и по спине и груди рассыпались влажные пряди. От их прикосновения она вздрогнула, потом подтянула полотенце к себе и встала — медленно-медленно, словно столетняя старуха. Ее губы дрожали. Так же медленно она пошла обратно к зеркалу, вытянув перед собой руку со скомканным полотенцем, словно та, кому принадлежали эти страшные больные глаза, могла выскочить из зеркала и наброситься на нее.

Зеркало-обманка? Там с другой стороны — окно, там кто-то прячется…

Махровый комок ткнулся в стекло, прокатился по нему, оставляя за собой чистую сверкающую поверхность, и единственным, что увидела Марина в блестящей неровной полосе, были ее собственные глаза, испуганные, с длинными мокрыми ресницами. Почти сразу же они исчезли, и ее рука с полотенцем снова проехалась по зеркалу, и снова, и снова… Почти минуту Марина внимательно смотрела, как в зеркале появляется и исчезает ее лицо, потом уронила полотенце и отошла к ванне, по дороге зло пнув один из флакончиков, который со звоном откатился к унитазу. Она опустилась на одну из ведших к ванне ступенек и окунула мокрое лицо в сложенные ковшиком ладони.

Господи, неужели у меня начались галлюцинации?

Нет, не может быть!..

Марина резко отняла ладони от лица и взглянула в сторону зеркала — ей почудился чужой взгляд, скользящий по ее сомкнутым пальцам. Она была почти готова вновь увидеть наблюдающие за ней из зеркала чужие водянисто-голубые глаза, взгляд которых был и несчастным, и озлобленным, какой бывает у глубоких неудачников, возненавидевших всех и вся. Но запотевшее зеркало слепо смотрело мимо нее в светящуюся зеленовато-голубым стену. Она встала и почти подбежала к нему. Протерла ладонью, нажимая так сильно, что стекло протестующе застонало под ней, и удовлетворенно взглянула на свое лицо, и в испуге и растерянности не утратившее ни капли красоты.

Возможно, ее разморило сильнее, чем она думала, — сказались и усталость, и стресс, и горячая ванна. Ведь бывает же такое, что человек может задремать даже на ходу, когда сильно выматывается. Вот и она задремала и увидела крошечный, глупый сон.

Облегченно вздохнув, Марина подобрала полотенце и тщательно протерла зеркало целиком, потом пододвинула к нему креслице, села и начала старательно расчесывать мокрые волосы. Прикосновение расчески, расслабляющее ощущение того, как зубья прокатываются сквозь пряди, успокаивало. В детстве мать, гордившаяся ее волосами, могла причесывать ее часами, и пока она изобретала все новые сложные прически, маленькая Марина почти растворялась под пальцами и расческами, снова и снова, бесконечно перебирающими ее волосы. Как это чудесно, когда вся жизнь так же приятно-расслабляюща, как это ощущение, когда все идет своим чередом, когда все бури где-то далеко и где-то далеко разбиваются и тонут чужие корабли, когда изо дня в день зеркало рассказывает тебе прекрасную историю…